Начало интервью читайте здесь: https://jobforarabists.ru/interview-mona-halil-part-1/
— Мона, как вы решали вопрос с редактурой?
— С редактурой было очень забавно. Сначала мы решили, что найдем хорошего редактора, их много в России. И действительно: у нас были хорошие редакторы, которые хорошо всё делали, но вот незадача: некоторые из них проявляли излишнее рвение. Например, в «Доме Якобяна» одна редактор нам везде слово «крыши» («сутух») переправила на «чердаки». Это, кстати, к вопросу о межкультурной коммуникации. Тут, конечно, с точки зрения русского менталитета всё понятно. Герои книги живут на крыше, а в русском варианте, конечно, они живут на чердаке, потому что никто не живёт на крыше. Но! Важно знать особенности страны. Тогда мы поняли, что с русскими редакторами тоже всё непросто, потому что невозможно объяснять им каждый момент. Потом мы останавливали работу и говорили: «Только язык не трогайте вообще, структуру и лексику, вообще ничего не трогайте!» Всё закончилось тем, что редактуру делали я и моя мама.
— Я только хотела об этом спросить, но не стала перебивать. Почему вы всё-таки редактировали тексты самостоятельно?
— Я могу это делать профессионально. Редактура – это не перевод, это я умею, и мама моя умеет. Она лингвист. Мы с ней делали очень много вычиток текста. Могу сказать, что книга «Дом Якобяна» – наш самый звездный проект, который очень хорошо был принят читателями. Все до сих пор при встрече мне говорят: «Мона, о, «Дом Якобяна»!» Владимир Владимирович Беляков мне сказал: «Ну признайтесь, Мона, не с арабского переводили?» — «А что, Владимир Владимирович, вас смущает?». Он мне ответил: «Уж больно хороший русский язык». И я ему сказала: «Так девять редактур, Владимир Владимирович!».
Это правда. В «Доме Якобяна» у нас было девять вычиток текста. Это серьезно, но зато у нас получился нужный результат. Знаете, это, как с ремонтом. Там надо вовремя остановиться, в редактуре тоже. Потому что всегда найдется ещё что-то, что хорошо бы подчистить, и здесь еще немного… а потом глаз замыливается, и что-то упускается из виду.
— Это я называю «редактор для редактора», который иногда тоже включается, и вроде бы всё хорошо, но вот тут еще чуть-чуть…
— Именно! Это ведь процесс. Можно в какой-то момент сойти с ума, поэтому надо как-то брать себя в руки. Так у меня случилось: я – литературовед, и моя любовь к книгам, и моё египетское происхождение – всё это, собственно, определило меня в профессии. Что сказать ещё вам? Спрашивайте, всё расскажу.
— Да, есть у меня вопрос, который не дает покоя. Заходя в книжный магазин в России, будь то Москва, Питер, Нижний Новгород или любой другой город, я вижу много английской литературы, испанской, турецкой или персидской (сейчас очень сильно набирают обороты переводы с фарси), но арабской нет. В чем причина? Это нехватка денег на ее издание и финансирование рекламы или всё-таки российское общество не особо принимает этот стиль?
Очень хороший вопрос. У меня есть очень простой ответ, даже однозначный. Я тут не буду ходить вокруг да около. Все перечисленные вами страны и регионы имеют политическую задачу по продвижению своей культуры. На это есть бюджеты, на это есть политическая воля. Что касается арабского мира и России, такой задачи, как я понимаю, пока не стоит. Есть очень много деклараций на эту тему, но по факту ничего не происходит. Я уже сказала, что наш проект был основан на одном энтузиазме, мы всё делали на собственные деньги. Понятно, что очень много иностранной литературы из разных стран просто финансируется грантами от министерства культуры и других организаций. В арабском мире финансируются, ну может быть, книги про какого-нибудь эмира или короля, его биография …
— И религиозная литература?
— Да, и книги по религии. Например, Коран, который бесплатно раздается на стенде Саудовской Аравии во время каждой международной книжной выставки на ВДНХ. И это прекрасно, но речь сейчас не об этом. Восток он разный, и пусть Саудовская Аравия занимается тем, чем она занимается. Мы же хотим показать совсем другую его сторону.
— Вот, кстати, к разговору о Саудовской Аравии и о том, насколько у каждой страны есть своя собственная задача по продвижению культуры. Ведь при посольстве и консульстве Саудовской Аравии в Москве (метро Выхино) действует культурный центр. Там в своё время организовывали бесплатные курсы арабского языка. Чем не вариант продвижения своей культуры? Согласна: там, где есть бюджет, естественно, и трансляции сильнее.
— Конечно, существует и трансляция определенных интересов, и определенный заказ. Что касается арабской светской культуры вообще, то есть те, кто хотят ее продвигать и поддерживать, но у них нет финансовых средств, и есть те, у кого есть финансы, но они не хотят этого делать. Такая история. Например, если говорить про Египет, то это очевидно и понятно. Что касается России на этом направлении, то у нас подписано очень много деклараций по вопросам взаимных любви и дружбы между странами, но мы должны делать большие поправки и это всё делить на «10». Конечно, для людей, которые на это смотрят со стороны, у нас прекрасные двусторонние отношения: но как же, столько заявлений, столько ездят к друг другу бесконечных делегаций. Я же не вижу большой и серьёзной активности в двустороннем сотрудничестве, честно. Даже на уровне деловых советов.
— Хорошо, вернемся к вашим книгам. Чем вас так увлекло творчество Нагиба Махфуза, например?
— Во-первых, поскольку я понимала, как думает мой российский читатель, я знала, что вот это можно ему предлагать. Когда меня спрашивают почему не была выбрана, например, трилогия Нагиба Махфуза? Я отвечаю: «Слушайте, она открывается абзацем про женщину Амину, которая 30 лет не выходила из дома…» Серьёзно? И я это предложу российскому читателю, который не понимает и боится арабской литературы, не хочет ее. Потому что, когда он начнет читать, он уже погрузится в происходящее, он будет там. У нас сейчас какая картина: даже если работаешь где-то на выставке, книжки подаешь, то люди приходят одни и те же. И говорят: «Это мы уже всё купили, хотим другие». Мне это понятно, потому что, если одну книгу прочитал, то дальше уже становится очень интересно. Но вот уговорить, чтобы хотя бы начали, объяснить, что это не нудно, не ужасно, что это хорошо – вот это трудно.
А неподъемные тексты про очень локальные проблемы я не была готова издавать. Мне нужно было найти наиболее универсальную проблематику. Как сказал Захар Прилепин, прочитав за одну ночь «Дом Якобяна»: «У меня такое ощущение, что мы живем в одной стране». Я сказала: «Спасибо, Захар, это как раз то, что мне было нужно».
— Задам немного отстранённый вопрос. Когда вы говорите, что хорошо чувствуете аудиторию российскую, российского читателя, как в процентном соотношении распределяется ваше время? Сколько лет вы прожили в Каире, сколько в Москве? Принадлежность к той или иной стране, личные ощущения?
— Я вам сейчас расскажу. Во-первых, я очень счастливый человек. У меня нет кризиса самоидентификации, нет проблемы именно национальной. Как я поняла с недавних пор, это большая редкость среди «половинок» (рожденных в интернациональных семьях – прим. ред.). В свое время я стала очень много общаться с «половинками», у нас даже была создана группа российско-египетских «половинок» нашего поколения. Именно тогда я поняла, что у 95% людей есть колоссальная проблема с ощущением себя везде чужими, то есть «свой среди чужих, чужой среди своих». Это абсолютное большинство людей, которые глубоко мучаются от этого и имеют очень серьезные внутренние переживания. Я, к счастью, не имею этой проблемы. Я осознала это, когда увидела, что у других такая проблема есть, и стала на себя ее примерять. И тут поняла, что у меня ее нет.
— В чём секрет?
— Секрет прост. Это и судьба, и мои родители. Я вам скажу так. Я человек московский. Я родилась в Москве, жила в Москве, училась в Москве, выпускалась в Москве, но у нас и в Москве был египетский дом. Поскольку это был «Аль-Ахрам», то квартира у нас была вдипломатическом корпусе. Все египтяне, которые куда-либо ехали, проходили через наш дом. Это была яркая история того, как обе культуры параллельно сосуществовали в моей жизни.
— Парадоксально! Всё вместе, находясь на территории России…
— Да. Меня отдали в арабскую школу в Москве. Тогда эта школа была иракской. До моего рождения, я полагаю, она была египетской. Я так понимаю, что еще при Гамаль-Абдель Насере, во время великой дружбы египтяне открыли в Москве школу для посольских детей. То есть, всем арабским посольствам, а их много, школа, конечно, была нужна. Все арабские детишки ходили в нее, учились по египетским программам под руководством египетских учителей. Когда к власти в Египте пришел Анвар Садат, и отношения между странами резко испортились, эту историю подхватили иракцы. И я как раз попала на «иракскую» часть развития школы. Все учителя были либо иракцы, либо сирийцы. Учебники были иракские. У меня до сих пор есть дома учебник, который открывается портретом Саддама Хусейна. Кстати, я пошла в эту школу, не зная ни слова по-арабски. То есть, знала «шукран» («спасибо») и что-то такое.
Но родители отправили именно туда. Я проходила на занятия первые 10 дней в истерике. Мне было шесть лет. Однажды устроила родителям скандал, сказав, что больше не пойду. Было очень страшно: приходишь в огромный класс детей, а они все говорят с тобой на каком-то языке, и ты его не понимаешь. Совсем…
Чем еще удивила и в дальнейшем одарила Москва Мону Халиль? Нам очень интересно узнать это от нее. Думаем, что и вам, дорогие читатели, тоже. Поэтому – продолжение следует…
Читайте первую часть интервью и последующие
Часть 1 — https://jobforarabists.ru/interview-mona-halil-part-1/
Часть 3 — https://jobforarabists.ru/interview-mona-halil-part-3/
Часть 4 — https://jobforarabists.ru/interview-mona-halil-part-4/